Ответная реакция

Все это, разумеется, не могло не вызвать ответной реакции. После поенных поражений она выразилась в пассивном, но весьма продуктивном сопротивлении. Оно имело две формы. Прежде всего — создание альтернативных национальных структур: домашнего воспитания, частного начального, среднего, а порой и высшего обучения («Летучий университет» в Варшаве). К счастью для поляков, Россия XIX в. была хотя и полицейским, но не тоталитарным государством. С определенными ограничениями, но сферу частной жизни она уважала. В ее экономике действовали рыночные законы, признавалось право собствен — 1 юсти. Следовательно, она не могла трактовать домашнее обучение как нелегальное, не могла запретить издания частных газет на польском языке, польские театры и пр. Сложилась парадоксальная ситуация: в стране, где официальным языком был русский, бурно развивались польская периодика, литература, театр. Не смогли зато удержаться ни одна русская газета (кроме субсидированной государством), ни один русский театр, а прибывавшие в Варшаву с целью русификации чиновники и военные становились завсегдатаями польского театра.

Последнее обстоятельство было связано с другой формой сопротивления: с бойкотом всего русского. Он касался не столько личных контактов (хотя и это имело место), русских газет и театров, сколько игнорирования окружающей действительности, враждебной по отношению к полякам. Поскольку вместо «Польши» следовало писать «страна»- избегали и слова «Россия». (Вокульский в «Кукле» Пруса торгует с «империей» или «востоком».) Литература, в других отношениях реалистическая, создавала своеобразную «не-реальность»: в изображавшейся ею современной Польше отсутствовали российские полицейские и вывески на кириллице. Очень редко мелькнет какой-нибудь простой, добрый русский, например, купец из Москвы, с которым герой романа познакомился в Сибири (впрочем, как они оба там оказались, остается неизвестным). Цензура не позволяла писать о том, что было существенно для национальной жизни поляков — в качестве реванша последние игнорировали царское правление и Россию вообще. Этот — хотя и стихийный — бойкот соблюдался с необычайной тщательностью и выдающимися писателями (например, Ожешко, Прусом, Сенкевичем), и писателями «второго-треть — его рада». Никто не смел его нарушить.