Культурно-исторический опыт
В произведениях Неверли составные элементы подобных конгломератов взаимно освещают, демистифицируют друг друга, выявляя опасную ограниченность стереотипного мышления. В рамках одной биографии опыт переживания различных культур рождает рефлексию — как, например, в первой книге Неверли о «русском докторе»: «Я только что отложил «Резню в Праге» — страшное описание бесчинств разъяренной екатерининской солдатни, и думал о том, что в Иськины годы мне приходилось читать не менее волнующие рассказы о том, как поляки правили в Кремле во времена Самозванца и Мнишек… Как же сильны старые счеты и слепое предубеждение, если, переходя из поколения в поколение, они уже с детских лет отравляли душу, служа преградой для содружества двух наших народов!» (110-111). Встреча людей с разным, часто противоположным культурно-историческим опытом приводит к диалогу о роли национальных стереотипов в размышлениях о собственной жизни. В последнем романе примером могут служить разговоры Найдаровского с Верой-«ляха» с «москвитянкой» (406).
Следует подчеркнуть, что ориентация Неверли на разрушение стереотипов не ограничивалась анализом лишь польско-русских взаимных представлений — она касалась всякой предвзятости, схематизма по отношению к любой общественной или национальной группе. В том числе — традиционно возвышенного автостереотипа поляка. Так, ложным символом представлялась писателю усадьба — ставшее традиционным историко-архитектурное олицетворение «польскости». В одной из повестей он с наслаждением начинает описание усадебных построек именно с коровника, конюшни, хлева, овина и амбара. «А между ними и помещечь — им домом компостная куча в два этажа, жуткое навозохранилище — вызывающее и как-то не по-польски обнаженное, ибо в польской усадьбе должны быть липы и клумбы, чистая эстетика, чтобы и в голову не пришло, что на свете существует такая вещь, как навоз» (151). В «Кастелянше» — одном из своих лучших рассказов, повествующем о городской уличной девчонке, которая, переодевшись барышней из помещичьего дома, ловко водит всех за нос, — Неверли показывает, как несложно манипулировать этим польским автостереотипом, используя его в своих целях. Подобную функцию выполняют польские патриотические легенды и культ героев. «Он невольно задрожал, потрясенный тем, что его соотечественники как бы требовали от него геройской смерти в рядах китайских партизан, — читаем мы в «Лесном море», -…они из эгоистических побуждений поспешили его убить и похоронить. Похоронили со славой, с благодарностью и утешительной мыслью, что и одного героя, пожалуй, хватит…».