Противопоставление российского универсализма

Другая значимая оппозиция, через призму которой воспринималась в Польше рубежа ХГХ-ХХвв. русская культура, — это противопоставление российского универсализма и польской ограниченности (провинциальности), никогда, однако, не формулируемое так открыто. Проблемное поле этого противопоставления раскрывает, кстати, известная речь Достоевского о Пушкине, произнесенная 8 июня 1880 года, в которой автор «Униженных и оскорбленных» говорил о своеобразной «всечеловечности» русских. Хотя этот взгляд Достоевского польским комментаторам представляется спорным, многие литературные критики и мыслители того времени приходят к общему выводу, что русская литература способна заглянуть в душу человека значительно глубже, чем какая бы то ни было иная, например, польская. «Сенкевич — это, бесспорно, вдумчивый психолог, — писал Здзеховский, — но Толстой и Достоевский еще более проницательны и значительно более глубоки, и вообще, во всей мировой литературе нет никого, кто бы выдержал сравнение с ними с точки зрения знания человеческой души». Другой консервативный критик и романист этого периода, Теодор Йеске-Хо — иньский, утверждал (в исследовании «На исходе века»), сопоставляя французский натурализм с русским реализмом, что в то время, как в романах первого направления «порок предстает бесстрастно запечатленным фарсом», у Толстого он становится грехом, трагедией, автор, однако, занимает по отношению к своим героям позицию, отмеченную истинным христианским сочувствием. Французскому роману, в сущности, пошло бы на пользу, — констатировал Йеске-Хоиньский, — «если бы он взял у русского романа его сочувствие к отчаянию и слабости человека».