Русский поселенец

«В погоне за идеальным „русским поселенцем", соответствующим теории укрепления русских государственных начал», имперское правительство держало в поле зрения практически все сословные группы великорусского общества и даже инонациональные силы (коренное восточнославянское население западной окраины, немцы, евреи). На рубеже веков русская община в интересующем нас регионе уже не имела чисто служилого характера и обладала полной этносоциальной структурой, включавшей, по свидетельству современников, «все слои русского народа, начиная с аристократии и кончая пролетариатом». Крайняя разборчивость имперских властей, стремившихся смоделировать своего представителя в инородческой среде «по образцу какого-нибудь протопопа одного из московских соборов», особых плодов не принесла. Вопреки установкам Петербурга, русские переселенцы тяготели не к деревне, а к городу с его выраженными ассимиляционными механизмами.

Жизнь настоятельно требовала, чтобы усилия властей из плоскости поиска идеального носителя русского начала перемещались в плоскость упорядочения наличного потенциала. «Русская жизнь в Варшаве шла своим обычным чередом, — доносила полиция в 1898 г., — исполнял каждый член русского общества назначенную ему или избранную им роль в общественной жизни». Оптимистически был настроен правый публицист Ф. Ф. Орлов. «В помощь администратору и интеллигентному русскому человеку, — писал он, — пятьдесят лет назад пришел простой русский человек, ярославский мужик, офеня и прасол, забравшийся на Вислу на отхожий промысел… Этот торговец… на Висле до сих пор самый преданный доброволец русского дела, самый естественный и потому особенно влиятельный его служитель и споспешник»21. Попыткам всесословного единения русских сил в рамках политических движений и обще — сгвенно-культурных организаций, стремлению едать русскому населению все средства к сплочению» способствовало раскрепощение общественной инициативы и самодеятельности после 1905 г. Консолидации русского общества препятствовали как дефицит времени — до мировой войны оставались считанные годы, — так и разнородность его самого.