Стереотип России

Таким образом, в течение всех пяти веков существования стереотипа России в нем присутствовал один постоянный элемент — убежденность в том, что русский прирожден терпеть несвободу и притеснения со стороны властей. Эта точка зрения определила также характер образа северо-восточного соседа Речи Посполитой еще у его истоков. Он ясно прочитывается в «Записках о московской войне» Рейнгольда Гей — деннггейна, «Походе на Москву» и XIII Песне из «Вторых Книг» Яна Кохановского, в которой автор противопоставляет человечному и дружелюбному по отношению к своим подданным польскому королю Ивана Грозного — надменного «тирана северного края».

Заметим, что такая характеристика русского властителя не помешала тому же Кохановскому несколькими годами ранее, во время второго междуцарствия, предложить Ивана или его сына на польский престол. Россию оценивали как деспотичную — в отличие от Польши — страну, но не опасались ее. Кохановский, очевидно, считал, что оказавшись в свободной Польше, царь подчинится господствующим там ценностям и — подобно Ягелле двумя столетиями ранее — не станет насильно вводить у нас самодержавие.

Специфика России не воспринималась в тот период как что-то угрожающее Польше. Более того, она и не подвергалась тогда особенно резкому осуждению. Конечно, «тирания», «absolutum dominium», несвобода воспринимались в Речи Посполитой отрицательно. Но они господствовали в большинстве стран известного тогда мира, не являясь отличительными чертами одной лишь России (ситуация изменилась в XIX в.). В определенном смысле это была норма, которую — в позитивную сторону — нарушала лишь Речь Посполитая. (Отсюда уверенность поляков в том, что они находятся под особой защитой Бога.